Обедали привезенной на заказ пиццей и смотрели какой-то старый фильм из коллекции Дорис.
День прошел светло и незаметно. И когда вечер с его бархатной синевой и пением цикад окутал маленький домик Дорис, оба почувствовали, что приходит пора расставаться. И каждый постарался оттянуть этот момент как мог.
— Кто-нибудь говорил, что тебе удивительно приятно дарить подарки? — Стив аккуратно устраивал на журнальном столике, придвинутом к кровати, коробочку с орхидеей.
— Нет. О чем ты?
— Ни о чем, а о ком. О тебе. — Он откинулся на спинку стула, задумчиво глядя на Дорис.
— Хватит меня смущать, — попыталась перевести в шутку она.
— Хватит смущаться, — ей в тон парировал он. — Я серьезно. Ты никогда не замечала, что одним людям хочется дарить подарки, потому что они их принимают с благодарностью и искренним теплом, а другие всегда ждут от тебя чего-то еще, все время находят повод для недовольства и желчных замечаний.
— Не знаю, может быть. — Дорис пожала плечами. — Никогда не обращала внимания.
— А есть еще другой вариант, тоже отталкивающий и не дающий делать подарки искренне и без оглядки. Это когда в каждом твоем движении видят корыстный умысел: ты подарил мне цветы, значит, хочешь сделать меня должной. И тогда от тебя стараются откупиться, делая подарки значительно более дорогие и респектабельные. Либо подозрительно смотрят на тебя — уж не собираешься ли ты этими своими орхидеями сказать, что перед тобой всего лишь слабая зависимая женщина.
— А ты хотел бы, чтобы рядом с тобой женщина была слабой и зависимой? — поддела его Дорис.
— Я хотел бы, — жестко ответил Стив, — чтобы рядом со мной был живой человек, а не бездушная маска.
Дорис молчала, задумчиво теребя уголок махровой простыни.
— Послушай, Дорис, когда я дарю тебе цветы, ты удивляешься и радуешься им так, словно они выросли у тебя на глазах прямо из кирпичной стены. И мне хочется тебя удивлять и радовать снова и снова. Понимаешь?
— Понимаю, — торопливо кивнула Дорис. Еще немного — и разговор станет слишком личным, поэтому она поспешила сменить тему. — Расскажи мне еще про Майами, пожалуйста.
— Я уже рассказал все, что знал. — Стив поднялся и стал собирать ноутбук. — Мои фото ты сама можешь посмотреть на диске, я тебе его оставляю.
— Тебе уже пора? — с плохо скрытым разочарованием проговорила Дорис. Закусила губу: только бы он не обиделся.
— Да. Мне еще нужно немного поработать. До завтра, Дорис.
Эти несколько дней, проведенные рядом с Дорис, казались Стивену Тайлеру едва ли не самыми теплыми и настоящими за всю его жизнь. Он с большой неохотой уезжал по вечерам домой. Дорогая, со вкусом обставленная квартира казалась ему безлюдным музеем, в котором по странной прихоти судьбы ему придется провести ночь. Домработница, которая была весьма заинтересована в сохранении такого выгодного места, старалась изо всех сил. В квартире Стивена Тайлера всегда был безукоризненный порядок, даже стояла парочка растений в кадках. Но почему-то это только добавляло помещению сходства с офисом. Холодильник, всегда полный свежих продуктов из супермаркета, не вызывал даже тени аппетита. Идеально застланная постель рождала в душе необъяснимую тоску. И больше всего на свете хотелось оказаться в маленьком домике посреди яблоневого сада, слушать пение цикад из раскрытых окон и держать в ладонях ее горячую руку.
Шел к концу третий день вынужденного безделья. Полуденная жара спала, и вечерняя прохлада ласково смывала с Атланты душную поволоку летнего марева.
Сегодня Стив полдня провел в офисе и появился пару часов назад, сосредоточенный, с заострившимися чертами лица. Дорис пришлось немало потрудиться прежде, чем он оттаял. Вначале настроиться на его волну, так чтобы чувствовать его, даже глядя в другую сторону. Осторожно, чтобы не вызвать отторжения и волны агрессии, адресованной другим людям и другим ситуациям. Потом вспомнить что-нибудь забавное и теплое, развеселить и согреть своей женской мягкостью и уютом. Ей нравилось наблюдать, как теплеют серые глаза Стива, как из его движений уходит нервная напряженность, а улыбка перестает напоминать белозубый оскал.
После душа Стив уединился на кухне, загадочно предупредив Дорис, чтобы она никуда не уходила. Конечно, самое время прогуляться, уныло подумала она. Термометр пискнул. Дорис с досадой на него посмотрела и зарылась под махровую простыню. И это называется отпуск.
— Ну и что ты изображаешь из себя ящерицу под барханом? — Веселый голос Стива заставил Дорис высунуть нос из убежища. — Вылезай и посмотри, что я тебе принес.
На кроватном столике был сервирован импровизированный ужин. Свежие тосты, на которых таяли кусочки сливочного масла и медленно плавился сливовый джем, уютно расположились на любимой тарелке Дорис. Интересно, когда он успел запомнить такие тонкости, как ее излюбленное лакомство и дорогая сердцу посуда? А еще на подносе оказалась большая чашка с горячим молоком.
— Не знал, сможешь ли ты выпить теплое, да еще и сладкое молоко, — пояснил Стив, — поэтому мед отдельно в баночке. Твоему горлу это должно понравиться.
В груди Дорис защемило. Дорис так привыкла к одиночеству, что уже почти его не замечала. Если тебе что-то нужно — встань и сделай это. По этому принципу строилась ее жизнь, даже когда она была с Дейвом. Что уж говорить о бесконечных неделях после его предательства. Болеешь — отлежись и снова вперед. Устала и скверно на душе — побалуй себя чем-нибудь или нырни в бескрайние просторы выдуманных миров. А сейчас… Три дня непрекращающегося волшебства, невыразимого тепла и понимания. Появление Стива дало ей возможность по-другому взглянуть на себя саму. Теперь уже не было необходимости отказываться от той своей части, которая нуждалась в понимании и заботе, которая хотела близости и любви.